Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»
– Ваше превосходительство ушли и не видели, как мои платья и шали разбирали, я хорошо заработал на той ярмарке.
– Ну, и прекрасно, – перешел к делу Щеглов и рассказал Алану ту же легенду о поисках разбойника, которую только что излагал его соседу. Торговец не выказал никакого удивления.
«Да он либо подслушивал, либо Конкин его предупредил, – догадался капитан, – видно, между участками есть проход».
На дворе Алана пристав увидел точно такие же баню и конюшню, как и у его соседа. На сей раз Щеглов решил начать с конюшни. Он прошел к низкому длинному сараю и сразу же увидел под навесом кибитку.
– Там никого нет? – повернулся он к Алану.
– Дочки мои там играли, но сейчас они уже в дом ушли, обедать собираются, – отозвался тот.
Торговец был расслабленно спокоен и Щеглов понял, что ни в кибитке, ни в конюшне он ничего не найдет – Алан либо успел перепрятать свой товар, либо отдал его Конкину. Пристав осмотрел баню, нигде не было даже намека на то, что здесь скрывали гашиш.
– Пойдемте в дом, – велел он, и по тому, как подобрался Алан, капитан понял, куда тот перенес зелье.
– В доме никого, кроме моей семьи, нет, – твердо заявил торговец, преграждая дорогу полицейскому. – У меня большая семья, никто не может спрятаться в моем доме так, чтобы остаться незамеченным.
Ситуация стала опасной, и Щеглов не решился перегибать палку. Изобразив на лице легкие колебания, он наконец-то кивнул и сообщил:
– Раз так, не ослабляйте внимания, а я пойду с осмотром дальше.
Алан, так же, как ранее его сосед, проводил капитана до выхода на улицу и захлопнул за ним калитку, а Щеглов поспешил к соседнему дому, где его ждали моряки.
Сидевший на крыльце мальчик при виде пристава вскочил и распахнул перед ним дверь.
– Проходите, они на чердаке вас ждут, – объяснил парнишка и снова опустился на ступени.
Щеглов взобрался по шаткой лесенке на чердак, Там он нашел Ордынцева и второго – невысокого худощавого человека с неприметным лицом. Оба стояли у окна и обернулись на звук шагов.
– Ну, что там, Петр Петрович? – нетерпеливо спросил князь.
– Гашиш частично спрятан в бане у Конкина, частично – в доме у Алана. В том, что эти двое тесно связаны, я теперь не сомневаюсь.
– Точно, – согласился с ним незнакомец, – пока вы в калитку стучали, – Конкин прибегал, но ушел с пустыми руками.
Ордынцев, наконец-то вспомнив, что не познакомил своих партнеров, представил Афанасия Панькова капитану, а потом спросил:
– В дом Гедоева вы так не попали. Как же понять, передал ли он шпиону четки и золото, или те еще у него?
Речь уже шла о плане операции, и Щеглов поспешил высказаться:
– Придется нам следить за всеми членами его семьи. Вы наблюдаете здесь, а я своих квартальных на всех ведущих отсюда улицах расставлю. Мои ребята станут это семейство и Конкина друг другу передавать, а вы уж, как увидите, что кто-то выходить собирается – мальчишку вашего пошлите к первому из моих людей, тот будет стоять у дома ростовщика, другого пути из этого тупика все равно нет.
Моряки приняли его план. Щеглов простился и ушел, а Дмитрий посмотрел на часы. Время перевалило за пять пополудни.
– Схожу пока за едой, – решил он и спустился вниз.
Ордынцев уже собирался выйти со двора, когда вдруг увидел, что калитка, ведущая во двор Гедоевых, отворилась, и из нее вышла беременная женщина. Вперевалку, выставив вперед огромный живот, она засеменила по улице. Какой удобный случай! Дмитрий дал ей дойти до угла и двинулся следом. Через минуту он свернул на улицу «богатеев», женщина опережала его на два десятка шагов. Он сбавил темп и лениво побрел вдоль домов. Так, сохраняя дистанцию, он и двигался за дамой. Та не смотрела по сторонам, и казалось, что дорога ей привычна. Наконец она поднялась на крыльцо двухэтажного каменного дома и оглянулась по сторонам, но не обратила внимания на бредущего по улице одинокого мужчину. Зато Дмитрий успел увидеть, что лицо незнакомки сильно разбухло и переливается черно-лиловыми пятнами – ее кто-то жестоко избил. Женщина помедлила и скрылась за дверью. В назначении дома сомневаться не приходилось: над его крыльцом уже горел красный фонарь. Беременная привела Ордынцева к дому терпимости. Ну и ну, прямо чудеса в решете…
Глава 10
Чудо из чудес – коронация! Жизнь в Москве превратилась сказку. Балы, приемы и рауты давались и в Кремле, и в Благородном собрании, и во дворцах знатнейших российских фамилий – все в городе бурлило, сверкало, переливалось всеми оттенками роскоши, веселья и восторга. Редчайшее, единственное в своем роде событие захватило Первопрестольную, и лишь в доме Чернышевых не чувствовалось никакой восторженной суеты – его хозяйки в празднествах не участвовали. Софья Алексеевна, как огня боявшаяся и искреннего сочувствия, и тайного злорадства, вообще нигде не показывалась.
Зато в доме появились старые друзья семьи: Кочубеи решили на время коронации остановиться у Чернышевых. Пользуясь случаем, Софья Алексеевна теперь часто секретничала с графом и его супругой, и Надин как-то раз даже умудрилась подслушать их разговор.
– Я хотела бы отправиться к сыну как можно скорее. Я надеюсь сама передать прошение на высочайшее имя. Помогите мне это сделать, – просила Софья Алексеевна.
В разговоре повисла тяжкая пауза, но потом раздался голос Мари Кочубей, в нем явно слышались сомнения:
– Это почти нереально, но можно попробовать. Прошение о приданом твоих дочерей ведь подано, я могу попытаться снова поговорить с Марией Федоровной, попрошу принять тебя, не уточняя зачем. Формально-то повод есть.
– Поговори, Мари! Если я не смогу жить рядом с сыном, я, наверное, умру здесь от тоски…
Сердце Надин разрывалось от жалости, но, честно говоря, она почти не верила в успех миссии статс-дамы Кочубей. Однако судьба оказалась к ним милостивой: императрица Мария Федоровна разрешила пригласить графиню Чернышеву вместе другими дамами на утренний прием двадцать седьмого августа. Софья Алексеевна сразу же приободрилась, и Надин, пользуясь случаем, решилась поговорить с матерью о своем предстоящем замужестве. Улучив момент, когда мать, бабка и графиня Кочубей собрались в гостиной, она пришла туда и довольно обтекаемо сообщила, что, пожалуй, уже готова связать себя узами брака с подходящим молодым человеком.
– А имя у этого господина есть? – вздохнув, уточнила Софья Алексеевна.
– Граф Дмитрий Шереметев, он – отличная партия. Надеюсь, никто не будет этого отрицать? – с вызовом бросила Надин. Главное было сказано.
– Это, действительно, могло бы стать блестящей партией. Молодой человек – единственный наследник огромного состояния, – подтвердила Кочубей. – В этом союзе я вижу только один минус.
Поддержка Марии Васильевны дорогого стоила, и Надин принялась развивать наступление:
– То, что его мать была крепостной актрисой? – уточнила она. – Я смотрю на подобные вещи совершенно спокойно, это даже кажется мне романтичным.
– Дело не в этом, – вмешалась старая графиня, – Шереметев слишком молод, он – почти мальчик, я думаю, что он старше тебя не более чем на пару лет. Мужчины не женятся в таком возрасте.
Ну, этот аргумент, по мнению Надин, не стоил и выеденного яйца, и она безапелляционно заявила:
– Значит, он станет исключением из правил. Дмитрий так богат, что ему нет нужды делать придворную или военную карьеру, он сам мне сказал, что хочет заниматься благотворительностью, строить странноприимные дома и больницы. Я тоже этого хочу.
– Вы все не о том говорите, – остановила их спор Софья Алексеевна, – ты ничего не сказала о своих чувствах. Ты любишь этого молодого человека?
Надин затихла, она так и знала, что мать все равно задаст тот вопрос, на который у нее не было ответа. Она не до конца понимала свои чувства к графу. Конечно, она радовалась, когда встречалась с ним по вечерам в доме княгини Зинаиды, ведь Шереметев с таким обожанием смотрел на нее, а их разговоры сводились к потоку комплиментов в ее адрес. Это оказалось так приятно, она купалась в обожании и хотела, чтобы ничего не менялось. Но мать задала свой вопрос и ждала ответа, и пришлось высказать то, что Надин чувствовала:
– Я хочу быть с ним всегда!
– А что думает сам граф по этому поводу? – уточнила Мари Кочубей. – Ты считаешь, что он готов сделать предложение? Когда я говорила, что у этого брака есть один минус, я имела в виду императрицу-мать. Та опекает Шереметева с детства, а в таких случаях она сама выбирает супругов своим подопечным.
«Господи, только этого мне и не хватало! – расстроилась Надин. – Все ведь шло так хорошо».
– Она меня не знает, как же она сможет меня выбрать? – умоляюще глядя в глаза Кочубей взмолилась она.
